Какая кошка пробежала между ним и Игорем Крутым? Из-за чего в свое время рухнул их дружный и такой мощный альянс? Почему после этого он практически исчез с телеэкрана, почему замолчал, ушел в тень и превратился в затворника?

А куда делись его интервью, новые песни, радиоэфиры? Хоть кто-нибудь вообще знает, что происходит у него сейчас в жизни?

В общем, я давно хотел с ним встретиться. Очень давно. И поговорить откровенно – обо всем. Долго и по душам. Правда, боялся одного – пойдет ли сам Серов на это…

– Почему ж вы так редко гастролируете, Саша?

– А насильно мил не будешь. Знаешь, есть такая поговорка?

– Не зовут? Да не поверю никогда!

– Ты понимаешь, можно рассматривать в двух ипостасях этот вопрос: причина либо в моей невостребованности, либо моя занятость. Если бы была нужда, то, наверное, я бы позвонил к вам в город и сам напросился. Но я тебе честно хочу сказать, что я не сделал ни одного звонка! Ни в период своей суперпопулярности, ни во времена далеко не лучшие для меня. Никогда и никому я еще не звонил. Это хороший показатель. Но! (Улыбаясь.) Ты же мне можешь не поверить. Подумаешь, блефует Серов, понтуется. А вот как тебе доказать?.. Веришь? Только если мне звонят, я могу куда-то поехать. Да и то редко соглашаюсь.

– А почему?

– Накладок много. То не так, сё не так, а я человек уже нервный, уже все перевидал, за плечами все-таки уже больше тридцати лет на эстраде, понимаешь? Хочется покоя, удовольствие получить от путешествия, а тут сплошь и рядом одни проблемы. Это обламывает и думаешь: да посижу-ка я лучше дома, попишусь в студии…

Причем, заметь-ка на секундочку – меня ведь нет в телевизоре. А когда тебя там нет, то о-очень тяжело, я тебе скажу, бороться с какими-то модными сегодня артистами. Но меня в нем, повторюсь, нету. (Улыбаясь.) А я еще езжу. Собираю тысячники. Больше, наверное, не соберу, но тысячник – точно пока еще мой.

– Естественно, сразу возникает вопрос: а в телевизоре-то вас почему нет?

– Я тебе отвечу. Ты русский?

– Русский.

– И я русский. А на телевидении появились евреи. Которые меня не любят. И перекрыли мне мои фильмы на центральных каналах. А ведь у меня отснято два ломовых фильма!

– Это какие?

– Концерты. Двухчасовой – супер. И часовой концерт инструментальной музыки, где я только играю. Ломовая съемка, старик. Без дураков. Но не пропускают. Я готов заплатить лавэ, большие деньги – 20, 25, 30 тысяч, без проблем, но… все равно не пускают! Причина? Я не выгоден. Объясняю. Я настоящий. А настоящих не любят. Любят сделанных, понимаешь? А я настоящий. Так получилось исторически, извини. (Смеясь.) Вон, смотри, даже прическу не менял.

– Ну уж если Серов ничего сделать не может…

– Понимаешь, я сейчас не нужен им. В стране – дурдом, пир во время чумы. Повторюсь, а я настоящий. Певец, музыкант – настоящий. В большом, объемном, нормальном человеческом смысле слова. А это – не в пиаре, не в формате сегодня. Знаешь, как меня называют? Сбитый летчик. (Общий смех.) Нормально, да? Если честно, я действительно смеюсь. Если ты думаешь, что я омрачен тем, что происходит – нет, мне их жалко. Ведь это они ведут нечестную игру…

Хочешь пари? Вот, скажем, завтра я выступлю на «Первом канале» в 19:00 и дам свой двухчасовой фильм. Что будет послезавтра, ты знаешь? А я знаю. Мои цены на билеты взлетят сразу же, а востребованность будет еще больше. А теперь пусть хоть кто-нибудь из моих коллег исчезнет также на пять-шесть лет – я хочу это видеть!..

– Я понимаю, о чем вы…

– (Улыбаясь.) Понимаешь, о чем речь?  

– Саша, но ведь, наверняка, неудовлетворенность есть. И обиды тоже. 

– Извини, пожалуйста, но все в мире тленно. В свое время у Муслима Магомаева, прости за грубость, женщины раскачивали автобус, ЛАЗ, и чуть не перевернули его. Популярность была такая бешеная, что он не знал, куда деваться! Но и он не вечен. Муслим сейчас скромно живет на даче, пишет что-то, экспериментирует… Но самое смешное, знаешь, в чем? Что его приглашают работать, а он еще думает, ехать ему или нет, в 60 лет! Вопросы есть? И я вот к этому тянусь. 

– Да в глаз тому, кто говорит, что Муслим и вы – вчерашний день, Саша! 

– Муслима можно называть и вчерашним днем, и позавчерашним, но он – вне времени. А знаешь, почему? Потому что он классик, он бог эстрадной песни. Сесть за рояль и блестяще сыграть Верди, Бетховена, Чайковского – для него это в легкую! Какой же это вчерашний день?..

Ей-богу, я порой до того поражаюсь нашей молодежи! Играют в этот пиар, безоговорочно подчиняясь телевизору: кинули им порцию – всё, все тащатся! Но никто не возьмет на себя смелость сделать… ну, пусть хотя бы маленькую революцию в том или ином вопросе. Нет, как стадо баранов! Как все. Помнишь, какая-то группа пела, какие-то пацаны смешные, где-то в 88-м: (поет) «Ка-ак все! Ка-а-ак все!» У нас стадное чувство. Увы, но так устроена Россия. Мы не готовы к демократии, понимаешь? Мы готовы к каким-то переменам, но… Россия все равно привыкла к кнуту. Испокон веков так повелось. Вот подавай ей кнут и пряник, и никуда ты от этого не денешься! Можно философствовать, можно рассматривать, там, слева, справа этот вопрос, как хочешь, но нет других альтернатив…

Гейдар Алиев однажды такую сильную вещь сказал. У него по телевизору брали интервью, он сидит, крупный план, о чем-то они там дискутировали, и ведущая ему вдруг говорит: «Извините, но это же не справедливо!» Он делает паузу, а потом произносит: «Вы, знаете, что я вам скажу. Я прожил 75 лет… Нет в мире справедливости. Это я вам… совершенно… точно… говорю». Сказал так тихо, негромко, с паузами. И эти вот слова, знаешь, они настолько мне врезались сюда вот. (Дотрагивается рукой до головы). И он абсолютно прав. Нет ее! Мы живем сейчас в ореоле мерзких приспособленческих ходов. Да, за окном колоссальный технический прогресс, цивилизация во всем семимильными шагами движется все вперед и вперед, но при этом все мы обездушились. А ведь мы живые люди. Мы еще не инопланетяне. У нас здесь пока еще сердце, почки, печень, а не куски железа. Не роботы ведь пока! Понимаешь?..

Вот как тут быть?.. Не знаю, я, как человек, умудренный жизненным опытом, рассматриваю все эти дела философски… Другое дело, что, конечно, мне оби-и-идно, мне неприятно видеть, что нацию опускают. Скажу громче – просто обыдлячивают. И я могу поспорить с любым, на любом уровне, что я здесь прав.

Да возьмем хотя бы фильмы, которые суют нам наши каналы. Везде все одинаково: стрельба, насилие, кровь…

– Америка сплошная.

– О чем вообще можно говорить, если… Да простят меня женщины, которые будут читать это. В 11 часов вечера идет фильм на НТВ. Очередной какой-то, в программе указан. Это уже приехали называется! Из разряда, что смотрят наши дети. На экране сюжетик такой. Приходит женщина к мужчине, то, сё, сначала идет ругань, разборки, мол, «почему ты опоздала?», потом они мирятся – и пошла эротическая сцена. А-ля прилив чувств! Он нежно берет в руки ее голову и начинает опускать все ниже, ниже… ну, понятно куда. И тут она говорит: «Нет, я это делать не буду. Ни за что!». (Общий смех.) Нет, смех смехом, но… Караул! Ломовая сцена! Он ее, естественно, спрашивает: «Почему? Ты же раньше это делала». – «Да, а вот тебе с этих пор не буду больше». – «А-а-а, так значит ты у кого-то другого!» – «Да! Представь себе. Потому что у тебя тухлая сперма!!!» Ты понимаешь, да?

А еще меня трясет от наших переводчиц. Дебильных. Как она это переводит, ты бы послушал! С каким смаком! Крыса! Понимаю, грубо, но других слов уже просто нет! (Саша входит в раж и просто мастерски начинает пародировать закадровый диалог главных героев, где постоянно звучит слово «минет».) Ну, можно ж разную форму перевода выбрать – «Я тебе это делала», скажем, так ведь? Ну дети же смотрят!..

У тебя есть комментарии? Где мы живем? Мы живем в лоховской стране. Потому что цензуры нет никакой. А если вы хотите дать нам а-ля демократию… Простите, но мы ее уже наелись. Сколько мы уже ее кушаем? Все, наелись! Нет, мы за открытость, давайте, но пустите тогда этот дебильный фильм в два часа ночи! Пусть этот бред слушают уже только взрослые, пусть дети уснут. Куда мы катимся? К чему?.. И я опять включаю философию. Ну, хорошо, ну что я могу сделать? Я сформировался настоящим, к чему мои песни призывают? К жизнеутверждаемости, к высокой любви. К любви между мужчиной и женщиной, к любви общечеловеческой. К свету и к добру. И я не изменился. Да, я потерял популярность. Ну и что? Я совершенно спокоен, потому что я музыкант. Пусть певцы боятся уйти с экрана, а я не боюсь, ведь я еще аранжировщик и музыкант. Так что я совершенно спокоен. 

– А что вообще будет дальше в нашей стране? Вот по-вашему? 

– Во-о-от, а это давай уже спросим у нашей цензуры. Потому что, если она не постучится, то будет полный allies. Как твое мнение? 

– Да согласен я с вами. Полностью. 

– По глазам вижу, что ты далеко не пиарщик. Не из этой ты компании «желтых», грязных журналюг! Видно, что у тебя в глазах искорка есть. А всех этих отмороженных я сразу чувствую… 

– Вы как угодно можете относиться ко мне после следующего вопроса, но не задать его вам я просто не могу. Так что же у вас произошло с Крутым? 

– Да нет, я ждал его, почему я на тебя должен обижаться?.. Ничего. Человек занимается своим делом. Он нашел большой бизнес. На здоровье… У человека теперь своя дорога, а у меня своя. 

– Но вы, казалось бы, были такими друзьями, и ведь, кстати, это именно вы в свое время помогли ему стать известным на всю страну…  

– Умные люди все поймут… Ты вот, я вижу, правильно понимаешь. Добавлять еще что-то?.. У меня о-очень много есть вопросов и у меня о-очень много есть ответов. Но углубляться в эту тему – это значит опускать самого себя. Потому что я, например, буду говорить те вещи, которые неприемлемы из соображений чисто этических. Значит, я должен просто вежливо уклониться от этих ответов. Скажу лишь, что никакого антагонизма у меня нет к этому человеку. Не знаю, что у него. Повторюсь, он идет своей дорогой, а я иду своей. Я закончил, дорогие товарищи. (Улыбается.)

– А как у вас с другими своими товарищами по цеху? Я слышал, что и там далеко не все сейчас ладно, многие жалуются, говорят: прямо-таки затворником Серов стал! 

– Ерунда. Я со всеми в ровных отношениях. А что касается затворника… У меня были большие проблемы со здоровьем. Я вышел из строя. У меня были очень большие личные проблемы. Из-за этого-то… ну, скажем так, во многом из-за этого я и исчез тогда с экрана, из прессы, отовсюду. Ну и плюс ко всему, конечно же, необъективность тех служб, которые контролируют эфиры…

Да, за деньги сегодня можно сделать все, в том числе закупить и эфир. Ребята, но должна же быть разумная такса. Или вам выкладывать по 100 тысяч долларов? А не кажется, что это вообще маразм?! Может, еще и миллион будем платить за эфир? Они и так там купаются в деньгах! Ну, согласись, что-нибудь смотришь – через 10 минут реклама, реклама, реклама... Мало того, что люди им платят за фильм или концерт, так они еще и рекламой отбиваются! Поэтому, как сказал Алиев, – нет в мире справедливости...  

– Позвольте, но тогда каким же образом в телевизор умудряется попадать куча ваших коллег? Тоже… не евреев, между прочим.  

– Ну, когда я говорил про евреев, я ведь имел в виду не нацию как таковую. У меня и среди евреев немало друзей… 

– Нет, я прекрасно понял, что вы хотели этим сказать. 

– Да, просто есть такие… масонские какие-то, жидовские штуки, которые неприятны даже самим евреям. Тут глубже надо смотреть, что ты! Правильно меня только поймите, это очень важно… А что касается твоего вопроса… Формат. Они – в формате. Теперь это так называется. (Улыбаясь.) Например, Буйнов в формате. А я нет. Есть просто антагонизм ко мне у этих людей. Знаешь, почему? Потому что я автономен. И никому ничего не должен. Потому что не похож на них. Потому что я не как все. 

– А таких еще много? 

– Как я? Маловато.  

– Ну кого вы еще назвать можете? 

– Коля Носков.  

– Я знаю, друг ваш. 

– Личность. Суперпевец. Казалось бы, уж он-то гораздо больше в их ключе – но тоже в зажиме. Я-то эстрада, я чисто скромный эстрадный певец. Но Коля-то – попсовик, это «Парк Горького», это рокер, который, блин, защищал Россию там! Пусть, может, громко сказано, но, извините, все-таки они же попадали в какую-то тусовку с известными мировыми звездами. Это была рашн группа! А потом Коля сделал прекрасный концерт в Кремле, под классический оркестр. Прекрасные аранжировки, песни неординарные. И то прижимают! Ну, как это понять?.. Все решает какая-то кучка людей. Понимаешь, какая-то горсточка людей диктует мнение миллионам!!! Извините, это было при фашизме.

Помнишь фильм «Майор Вихрь»? Там был один эпизод, когда немецкий полковник говорит такую вещь: «Боже мой! Горстка людей, какой-то десяток людей, миллионам диктуют права и понятия о национал-социализме! И диктуют с помощью концлагерей». Ну, если у нас не концлагеря, то душевная деградация, она присутствует. Всё, колючая проволока – и только так: вот будешь сидеть и слушать «Фабрику звезд». Мы будем диктовать! Мы – 10 человек!.. (Улыбаясь.) И опять слова Алиева…

Пойми, я не привередничаю, нет, это ведь не только мне, Серову, не нравится. Кто я такой? Я песчинка среди нашей огромной России! Но не надо забывать о других людях. У которых есть мозги, и не надо им их вышибать. Они же видят, что это нелогично. Почему человек, поющий какую-то чушь, имеет право назидать ее всем каждый день с экрана? Я считаю, что это чушь. А я – гражданин. И таких, как я – миллионы… Бардак, самая настоящая диктатура. 

– А если завтра к вам подойдет дочка и скажет: «Папочка, а я тоже хочу на эстраду»? 

– (Смеясь). Я скажу: «Нет!!! Иди… в цирк! В цирке хоть весело». Ну, а если серьезно – нет, она не певица. Уже дети в ее возрасте пели бы. А Мишель и не играет, и не поет. Да и я, если честно, перегородил бы дорогу. В этом бардаке с собой бы разобраться, а если еще иметь головную боль с дочерью… Пусть она лучше учится, получает хорошее образование. Я бы ничего не имел против юридического, например. 

– Вы ведь, помнится, лелеяли мечту прорваться на западный рынок? Одно время столько пели на английском, а в интервью говорили, что, мол, чтобы стать там своим, это просто необходимо… 

– Я не совсем так говорил, старик. Я говорил, что просто когда там бывают выступления, то это само собой обязательная вещь – петь для них на их же языке. Но я всегда уточнял, что не претендую лезть в Америку, чтобы где-то там за кордоном заострить на своей персоне внимание. Так я отвечал… Меня ругали всю жизнь за это, думали, что я начинаю понтоваться. Я действительно позволял себе много петь на английском, особенно на пике своей популярности. Помню, по полной программе все обсуждали мое произношение. На что я отвечал: да, я пою, конечно, как европеец, как русский, с акцентом, но, поверьте, не рвусь в ихние топы. Это просто моя ностальгия, это просто уважение к моему кумиру Тому Джонсу, человеку, которого я очень люблю и уважаю. Но ведь всем не докажешь.  

– Я знаю, вы встречались, но приятелями, похоже, так и не получилось стать… 

– Это сложно, для этого мне нужно жить в Англии, хотя бы. Но я никогда не забуду, как выступал перед ним. Я с сыном его знаком. Сидели все вместе за одним столом, долго, часа четыре. На двух его концертах я был…

В общем, понимаешь, я всегда знал свое место. А нынешняя молодежь, она ведь уже гораздо более продвинута во всех этих делах, они, посмотри – все сейчас чешут на английском. Наше-то поколение, выросшее еще, так сказать, за железным занавесом, всегда как-то прохладно к нему относилось, он никогда не был главным. Плюс ко всему откуда я знал, что стану певцом?.. А сейчас все эти девочки и мальчики, типа «Тату», они со школы – и прям в звезды! И в какие – мировые… Время другое, все изменилось. Гораздо легче сегодня выпрыгнуть туда, гораздо…  

– А может, стоит уехать просто туда жить? 

– Поменять страны? Хм… Я исконно русский человек. Я предан своей стране. И это не пустые слова. Я доказываю это хотя бы тем, что остался самим собой. А не стал оборотнем. Не подыгрываю всем тем моим коллегам, очень многим, которые перевернулись в последние годы и перекрутились. Куда я поеду?.. Даже не потому, что меня там никто не знает, нет, устроиться можно везде. Речь о том, что… я же поверил в свою страну. Я ей был предан. А она… повернулась ко мне спиной. За что? 

– Вот положа руку на сердце, Саша, хочется еще одного взлета? И вообще, возможен ли он? 

– Нет. (Тяжелый вздох.) Он уже невозможен. Я уже все сказал… (Пауза.) Знаешь, я теперь мечтаю только об одном – чтобы не разочаровать тех людей, которые в меня верят до сих пор. Вот так…